 |
 |
О нас | Услуги | Оборудование | Книги по теме | Примеры | Связь | Карта | Форум | Видео | En |
О некоторых особенностях некоторых научных сообществАдам Григорьевич Гликман,
В 1982 году я был на первой своей самостоятельной конференции, в Академгородке под Новосибирском. Это была конференция по напряженному состоянию горных пород. Проходили эти конференции раз в два года, под руководством академика Шемякина Евгения Ивановича. Мой доклад был стендовый. Все, кто делал стендовый доклад, вывешивали свои демонстрационные листы в огромном зале. И потом Шемякин обходил нас всех, останавливался около каждого стенда, как-то общался с докладчиком. Это был человек очень глубоких и широких знаний. С замечательно сильной памятью. Когда он проходил мимо моего стенда, я спросил: «Как же так, конференция по напряженному состоянию, а ведь эта субстанция не подлежит измерению...» Он как-то так характерно хохотнул и сказал: «А, ты заметил?» и пошел дальше. Все доклады на этой и других подобных конференциях посвящены использованию различных исследовательских методов для определения напряженного состояния горных пород. Напряженное состояние горных пород - это синоним горного давления. Мои попытки обратить внимание докладчиков (при личном общении) на то, что датчиков этой субстанции не существует и поэтому даже упоминание ее противоречит принципам физики, не находили понимания. Мне доходчиво объясняли, что главное не в научной ценности, а в диссертабельности. Я много лет думал над этим и пытался понять, что это было. Огромное количество людей творят горную науку на одном единственном фундаменте - на анализе напряженного состояния горных пород. Грубо говоря, на том чего не существует. С таким же успехом этим основанием мог служить и теплород. Ну что ж, этим вполне объясняются успехи в этой области знания. Надо сказать, что к себе тогда у меня отношение было не слишком уважительное по сравнению с теми людьми, которые делали науку. Я был обычным радиоинженером, который, выполняя, в общем-то, рядовое задание, совершенно случайно обнаружил физический эффект, как я сейчас понимаю, перевернувший мою жизнь. Но тогда я этого еще не понимал, и был уверен, что не может быть, чтобы такой простой эффект никто кроме меня не видел. Я был неплохим радиофизиком, но я в своей работе использовал уже созданные кем-то до меня знаниями. К людям, которые сами создавали новые знания, я относился с большим пиететом, а уж академик - это для меня был вовсе небожитель. И, конечно же, я даже в мыслях своих не допускал каких-либо отрицательных эмоций в сторону Шемякина. Это уже позже я понял, что, по сути, это было преступление с его стороны. Перед наукой, перед целой армией людей, жизнь которых благодаря этому будет прожита впустую. Со временем, я насмотрелся на огромное количество таких вот как бы ученых, которые создают себе такую же наукообразную, а по сути, бесплодную поляну и окучивают ее всю жизнь, не рискуя быть пойманными на обмане. Я назвал Шемякина, потому что материалы этих конференций по напряженному состоянию легко посмотреть хоть бы и в интернете, и убедиться в том, что я рассказываю то, что было на самом деле. Остальных, о которых я буду здесь писать, я не буду называть по имени. При желании, вычислить их несложно. Я не знаю, кто из них еще жив, а кого уже нет, а лишний раз их называть мне брезгливо. Крупнейший и знаменитейший, по-моему, уже академик, сделал себе имя на изучении физического эффекта, которого нет. Акустоэмиссионный эффект памяти в горных породах. Который, к стати, дает замечательные результаты при определении напряженного состояния... Сначала этот эффект робко, в порядке пробы сил, упоминался как открытый иностранцем. А теперь я этого авторства уже не вижу. Я не понимаю. Ведь если физический эффект реально существует, то должна быть возможность его посмотреть... Надо сказать, что использование международного сотрудничества мастеров наукообразия - это хороший, проверенный способ создания очень больших разработок типа лохотрона. В 1961 году западногерманский геофизик Крэй опубликовал в журнале Джеофизикс статью, в которой изложил способ выявления тектонических нарушений в угольных пластах прямо из подземных выработок. Это свое изобретение он назвал методом каналовых волн. Это, в общем, всё та же идея сейсморазведки. Угледобывающие державы попробовали этот метод, увидели, что это пустой номер, и всё бы так и закончилось. Однако в СССР нашлись предприимчивые люди в количестве трех человек, которые решили с помощью этой утки устроить свою судьбу. Сославшись на авторитет зарубежного (ФРГ!) ученого, они создали под эту тему НИИ, а также 28 отрядов геофизиков, которые с помощью аппаратуры, выпущенной этим НИИ, стали осуществлять измерения во всех угольных регионах страны. Движущей силой был тот из этой троицы, кто был весьма крупным чиновником в угледобывающей промышленности. Второй - стал директором этого НИИ. Ну, а третий - самый необходимый в таком коллективе, такой «отнеси-подай», без которого ничего бы не крутилось. Перед геофизическими отрядами была поставлена задача создавать документы о 80-процентной эффективности этого метода. Эта задача была выполнена, несмотря на то, что фактическая эффективность была равна нулю. Методы получения этих документов - всё те же. Алкоголь, обещание поддержки и всяческих благ... Это входило в обязанности 3-го. Этапной задачей этих молодцов было получение гос-премии. Я всего этого тогда не знал, и поэтому другие чиновники, которым эта премия не светила, моими руками идею госпремии разрушила. Это оказалось очень просто. Один лишь вопрос к докладчику по существу, и всё сразу встало на свои места. Эта история еще не завершена. Обошлась она такими миллионами-миллиардами денег, зря прожитыми жизнями и прочими издержками... Но продолжим повествование. Один, уже до этого достаточно крупный ученый, избрал себе для дальнейшего карьерного взлета разработку нелинейных эффектов в сейсморазведке. Но вот беда, экспериментально эту нелинейность никто не видел. Предполагается, что она может проявиться при мощности воздействия на горный массив, соизмеримой с атомным взрывом. Насколько я понял, легким движением руки он осуществил подмену нелинейности как физического явления на использование нелинейных дифференциальных уравнений. Я наблюдал интересное явление. Большой ученый, сделавший себе карьеру с помощью обмана, не имея практического опыта нормальной, честной работы, сам является легкой жертвой обманщиков. Практически, таких же, как он сам. Я обнаружил, что в 2009 году этот «нелинейщик» объявил, что может с помощью своих разработок в сейсморазведке обеспечить водой засушливые и безводные регионы. Например, Грецию. Но в картинках, приведенных в качестве иллюстраций, я узнал руку другого известного обманщика, который уже предлагал эту неудачно украденную им разработку для решения других задач... В 80-х годах весь ленинградский Горный институт (ЛГИ) наблюдал интереснейший международный лохотрон. Один из крупнейших профессоров института каким-то образом добился аудиенции у выжившего уже из ума Брежнева и пообещал ему обеспечить всю страну дармовым теплом. По сути, теплом Земли. Идея эта существует уже очень давно. Заключается она в том, что бурятся недалеко друг от друга две очень глубокие, порядка 10км, скважины. Туда, где горячо. Там, на этой огромной глубине, в одной из скважин взрывается атомный заряд и создается система трещин между скважинами. Затем в одну из этих скважин нагнетается холодная вода, которая там, в глубине, нагревается теплом Земли, и уже горячая выходит из второй скважины и дает тепло куда угодно. Брежнев проникся, пожал руку претенденту на столь глобальное открытие, и на него обрушился золотой дождь. Ударными темпами был построен корпус для его лаборатории, он получил возможность брать на работу сколько угодно людей, тратить на оборудование практически любые деньги. Он получил возможность ездить за границу куда угодно и сколько угодно. Это в те годы, когда за границу могли ездить только агенты КГБ. В США он познакомился и подружился с таким же ученым в области лохотрона, и этот американский профессор продал нашему герою оборудование для его лаборатории. А теперь по сути. Предложенная для получения земного тепла схема действительно работает. Но поступающая сверху холодная вода охладит горные породы месяца за два. А нагреются они до прежней температуры года за два. Научный сотрудник, предъявивший расчет этого процесса, был немедленно уволен. Во время очередной командировки нашего героя в США, его завлаб попросил меня посмотреть это американское оборудование и привести его в рабочее состояние. Потому что экскурсии туда водят, а вот включать ничего нельзя. Это, как оказалось, был бессмысленный набор аппаратуры, бывшей в употреблении, и находившейся не в самом лучшем состоянии, и без какой бы то ни было документации. Когда шеф вернулся, и ему доложили, что в лаборатории побывал посторонний, завлаб немедленно был уволен. Видать, это не только мне было понятно, что американское оборудование - металлолом. А спустя некоторое время в Союз приехал тот самый американский профессор. Он сделал в конференц-зале ЛГИ доклад о совместной с его советским коллегой и другом научной работе. Талант советского коллеги и его организаторские способности были оценены в превосходной степени. А в заключении, был высказан восторг по поводу аппаратурного обеспечения лаборатории и намерение приобрести такую же аппаратуру... Очередной наш герой в обличии выдающегося ученого сделал себе имя на том, что он, всего-навсего, создал горную науку. Раньше этот предмет назывался горным искусством. Ну конечно, это искусство - уцелеть под землей в условиях непредсказуемых опасных ситуаций. Этот же очередной наш герой ввел в горное дело математику, и это в корне изменило всё в этой области знаний. Математика эта позволила впервые рассчитать крепь, поддерживающую горные породы кровли. Ну что же, это здорово! Но вдруг я услышал фразу, которая меня удивила. Как сказали с огромным уважением его приближенные, он создал расчет, который никому не мешает работать. Это как? Оказывается, эта методика расчета такова, что путем подбора нескольких коэффициентов выводит на ту крепь, которая уже находится на складе шахты. Когда я завопил, что он же жулик!, меня чуть не поколотили. Как это жулик? Он сделал свою кафедру самой большой в институте, его учебники переведены на десятки языков... Да, что называется, no comment... Институт больше не выпускает специалистов по горному искусству, а специалисты по горной науке и не нужны никому, и просто боятся шахты. В заключение этой истории добавлю, что основным аргументом всего математического аппарата горной науки и самого расчета крепи является напряженное состояние горных пород. За всю свою жизнь в науке особым уважением я проникся к математике. Математика - это универсальная отмычка для той двери, которая открывает доступ в храм науки. Для действительно научных целей служит совершенно незначительный процент возможностей математики. В основном же она служит для создания наукообразия. Приличная кафедра для создания математического текста (впечатляет само название математический текст) к диссертациям содержит собственного математика. У него очень важный статус, от него все зависят, и он знаком с исподним всех сотрудников. Правда своего математика наша кафедра выгнала. Оказалось, что ко всем диссертациям он писал один и тот же математический текст. Правда, это никому не помешало, и все диссертации без сучка, без задоринки прошли ВАК, но ведь как-то несолидно получается. Математика, как известно, только тогда становится принадлежностью физики, принадлежностью практики, когда аргументы уравнений могут быть определены экспериментально. Увы, об этом никто даже не помышляет. Венцом творения в этом смысле является сейсморазведка. По сложности ее математического аппарата и по его бессмысленности она превзошла все известные мне науки. Созданием этой математической галиматьи занимается аж академический институт математики им. Стеклова. Ну что ж, заведомая безнаказанность развращает любого человека, а уж для разного рода жуликов это просто райские условия. Про сейсморазведку я уже писал неоднократно, в том числе и здесь, на сайте. Поскольку она вполне подходит к общей нашей коллекции, то обозначу ее основные моменты. Сейсморазведка - это уникальная область знания, в которой ни одно утверждение нельзя доказать экспериментально. Такого в физике еще никогда не было. Сейсморазведка - это, пожалуй самый большой (по деньгам) обман за всю историю физики. Я не понимаю, как можно содержать такую дорогую вещь как наука и не иметь что-то вроде службы собственной безопасности. Ведь деятельность жулика от науки практически всегда на виду. Так же точно, как и деятельность нормальных ученых. Это же очень просто. Тот, кто знает свой предмет, тот и рассказывает о нем так, чтобы всем было понятно. И не боится признаться, что он что-то не понимает. Ведь чем больше знаешь, тем больше и непонимания. Рассказ же создателя наукообразия мутный, и рассчитан на слабые знания аудитории. Можно придумать массу способов освещения научной деятельности, чтобы жуликам было страшно оказаться под этим светом, а нормальные ученые от этого бы только выигрывали. Ну понятно, что это возможно только в таком обществе, где воровать стыдно и наказуемо. Так что это не про нас. Теперь об инкубаторах для «ученых». Кандидат наук, избравший своей научной деятельностью написание диссертаций для номенклатурных начальников, как по маслу въедет в докторство. Этот вид деятельности сейчас стал весьма уважаемым. Оно и не скрывается. «Не трогайте его, он сейчас занят написанием диссертации для самого ...» - произносится и с уважением, и с завистью. Дескать, устроился же человек! Никаких требований к этим творениям нет, так как Ученые Советы пропускают их с удовольствием и с респектом к соискателю. Мой когдатошный научный шеф до этого был главным инженером рудника в Апатитах, и даже не знал, кто ему писал диссертацию. Сейчас просто неприлично, чтобы большой начальник не был доктором наук. А они ведь избираются еще и в профессора и читают студентам. Послушал бы кто их лекции... Я никогда не понимал жуликов от науки. Всю жизнь кем-то прикидываться. Ну тоска же! Ведь жизнь в науке - это самое интересное, что только можно себе представить. Я никогда не собирался быть человеком науки. Ну, просто в процессе самого первого своего шахтного измерения я случайно обнаружил новый, неизвестный раньше физический эффект. И этим вдруг так противопоставил себя всему научному сообществу, что прощения не будет мне до самой смерти. Во-первых, в советское время открытие физического эффекта влекло за собой получение авторского свидетельства на открытие. Это позволялось только докторам наук, причем, только лояльным к советской власти докторам. И сам этот акт (открытие) предполагал переход в статус академика. Сейчас в нашей стране уже нет понятия открытия, но отношение к этому прежнее. То есть, не-доктору этого просто никто не позволит сделать. Смешно? Далее, любой новый физический эффект обязательно перечеркивает какой-то объем уже существующих знаний и представлений. Чем больший объем знаний он перечеркивает, тем больше у обнаружившего его появится врагов. Такого количества врагов, как у меня, наверное, нет ни у кого. Мой покойный шеф нечаянно обнаружил новый физический эффект. Собственно, я имею к этому отношение только потому, что я был его руками. У моего шефа было много идей, но чтобы их реализовать, нужны были навыки в слесарном деле, умение работать на станках... для меня эта работа в удовольствие, и мы представляли собой неплохой тандем. Обнаружив этот эффект, он пришел в ужас и уничтожил лабораторную установку. Он весь был в страхе, что я в курсе этого. Но я, к сожалению, не знал, в чем состоял этот эффект. Мое недоумение по поводу уничтожения действующей установки он разъяснил таким образом, что если до кого-то из Ученого Совета дойдет, что он знает больше, чем они, то плакала его докторская. Ну что ж, диссертация его плакала по причине смерти докторанта, а новый эффект был унесен в могилу. Самое дорогое, что есть у цивилизации - это физические эффекты. Совокупность всех физических эффектов - это и есть, собственно, физика. Бесполезных и малозначительных эффектов не бывает. Каждый из них определяет дальнейший путь развития цивилизации. Только они двигают познание. И уничтожить информацию о любом из них - я думаю, большего преступления перед наукой быть не может. Работая четверть века в институте, я узнал столько нового! Я узнал, что выгоднее и безопаснее посвятить жизнь в науке фикции, фантому типа несуществующего физического эффекта, нежели признаться в том, что обнаружил новый физический эффект. Я узнал, что главным требованием к диссертации является отсутствие в ней чего-либо нового, что человек, желающий защитить диссертацию, не должен знать больше, чем члены Ученого Совета. Я узнал, что известная шутка о том, что защита диссертации - это «несколько минут позора и обеспеченная старость» - это, практически, только шутка, потому что какой же это позор, когда живешь среди таких же, мягко говоря, опозоренных. И что защита для женщин - это не несколько минут, а нечто большее. И наконец, одно из официальных заключений по поводу нашей работы: «работа не может считаться научной, поскольку результаты ее используются на практике». По-моему, лучше не скажешь. Мы живем только один раз, и если уж тратить жизнь на что-то, так на развитие познания. Познание бесконечно, и это гарантирует свободу творчества. Может наступить перенасыщенность чего-то. Скажем, численности населения, количества автомобилей или еще каких-то благ. Но никогда не наступит перенасыщенность знанием. Познание бесконечно, и с ростом объема знания возрастает количество непонятностей. Я из статьи в статью рассказываю, по сути, одно и то же. О том, как я обнаружил физический эффект и в чем он заключается. Зачем я это делаю? Чтобы увеличить вероятность того, что прочтет кто-то, кому будет интересно подхватить эту тему. Никогда ничего в своем деле не скрываю, потому что если кто-то его подхватит, то он неизбежно пойдет своим путем. Мы не будем мешать друг другу. В науке всем хватит места. Люди почему-то не понимают, что идти вперед невероятно интересно. Ведь каждый новый шаг - это шаг в неизвестное. Информационно бесконечен физический эффект как таковой, и открывать новые его аспекты бесконечно интересно. Наука расширяется так же, как и пространство. Время от времени в какой-нибудь области знания можно услышать, что вот здесь научное развитие завершилось. Обычно это происходит непосредственно перед прорывом в этой самой области. Это не обошло никакую область знания. Так, электротехника была объявлена завершившей свое развитие перед началом эры переменного тока. Ребенок, чуть научившийся говорить, зачастую приходит к выводу, что он уже всё знает. Но это происходит не со всяким ребенком. Мне интереснее те дети, которых называют почемучками. Обнаружив свой первый физический эффект - наличие колебательных свойств у слоев горных пород, я, даже не успев оценить значение его, понял, что с позиций уровня знаний того времени, этого эффекта быть не может. После длительных и метрологически корректных исследований я убедился в том, что этот эффект существует, что его даже используют, не понимая физики, с самого начала ХХ века (в кварцевых резонаторах). Но по логике вещей, его существование как бы незаконно. С одной стороны, я себя уговаривал, что главное - это чтобы эффект существовал, а уж понимаем мы его или нет - не столь важно. Ведь, как утверждают историки развития физики, чуть ли не половину всех физических эффектов мы эксплуатируем без понимания их физики. С другой стороны, я себя уговаривал, что придет мне на смену кто-нибудь умнее меня и разберется. А мне просто уже времени жизни не хватит, чтобы разобраться. Мне тогда не было еще и 40. Но наш мозг - это вычислительная машина, которая работает (или не работает) независимо от нашей воли, и лет через 5 я догадался, что это за механизм, который обеспечивает преобразование удара в синусоиду. Я не могу сказать, что эти 5 лет я только и делал, что думал об этом. Оно думалось само. Наоборот, я уговаривал себя, что мне это не нужно. Я занимался совершенно другими вещами. По ходу этого недумания я нечаянно обнаружил эффект акустического резонансного поглощения (АРП). Эффект резонансного поглощения в физике - это фундамент многих других фундаментов. Независимо от отношения к этому эффекту со стороны других людей. Но эта пятилетка была очень бурная в моей жизни. В результате непрерывных бурь я понял вещь, совершенно необходимую любому исследователю. Я понял, что для того, чтобы в голову пришла приличная мысль, по этой голове должны очень сильно ударить. А уж этого было предостаточно. И прямых ударов, с позиции административной силы, и от ближайших сотрудников. Я был молод и глуп, и не понимал, что попытки уничтожить меня и мою работу определялись не природной злобой, а инстинктом самосохранения. Я-то считал, что мои, так сказать, сотрудники по кафедре не верили моим результатам, и совершенствовал свою метрологическую базу, делал дополнительные исследования на шахтах, делал доклады, писал статьи... А сотрудники зверели в геометрической прогрессии, и использовали самые что ни на есть советские способы расправы. А оказалось всё очень просто. Об этом еще Папанов говорил в «Берегись автомобиля». Помните? - «А ты не воруй!» Как оказалось, у многих из них в актах о внедрении темы диссертации указывались вещи, которыми я занимался. Скажем, написали в акте внедрения, что в ходе написания диссертации была создана методика прогнозирования обрушения пород кровли в подземной выработке (в шахте). Никто и не собирался ее создавать. Считалось, что это невозможно. И вдруг оказалось, что у меня это, как раз, и получилось. Что может быть страшнее страха разоблачения?... Вот этот механизм - страх разоблачения - важнейший в науке. Вернее, в некоторых научных сообществах. Воровство и обман в науке очень занимает меня всю жизнь. Ну естественно, я же это вижу вокруг не так уж и редко. А вместе с тем, воровать в науке нельзя просто из соображения собственного самосохранения. У человека, защитившего липовую диссертацию, укравшего чужую идею или просто научную работу, в подсознании происходит что-то типа химической реакции. Появляется страх разоблачения. Страх за свою репутацию. То есть как бы своими руками полученная фобия. Фобия - это из области психиатрии. Человек, попортивший таким образом свою психику, становится научным импотентом. Я такого насмотрелся достаточно. Когда толковый юноша защищает липовую диссертацию в расчете на то, что, получив «корочки», он займется делом. А вот дела-то как раз и не будет. Потому что будет он теперь всем вокруг, своим студентам, случайным знакомым и даже сотрудникам всю жизнь рассказывать, как он перевернул науку своей диссертацией. А сотрудники будут понимающе улыбаться, потому что, во-первых, они знают цену этой диссертации, а во-вторых, и сами находятся в таком же положении. Мозговой штурм. У меня он протекает обычно несколько иначе, чем об этом пишут в ТРИЗе. Практически любой мой доклад завершается жуткой руганью, угрозами и оскорблениями. Я, кстати, очень это люблю, потому что это означает, что других аргументов, доказывающих мою неправоту, не имеется. Но вот на фоне этой музыки частенько задают вопросы. Не для того, чтобы я на них отвечал, а чтобы понял собственное ничтожество. Вот эти вопросы иногда дают обильную пищу для размышлений. Несколько лет назад, после моего доклада в ИнФиЗАНе одна злобная дама решила меня уесть, спросив, знаю ли я, какой именно тип упругих колебаний используется в моем методе, в спектральной сейсморазведке. Я не смог ответить ей аргументированно на этот вопрос. Но через год, когда я вновь приехал на очередную конференцию, я уже знал ответ. И не только ответ знал, но и мог рассказать много нового по этому поводу. Я очень благодарен ей за тот вопрос. Можно ли обижаться, сердиться или ненавидеть физический эффект? Ну, нет, конечно. Ненависть возникает к тем, кто его обнаружил. У меня, думаю, до самой моей смерти конфликт практически со всем ученым миром именно из-за обнаруженных мною эффектов. Но я хочу оправдаться и сказать, что я ни в чем не виноват. Я с 1973 года читал студентам ЛГИ (Ленинградского Горного Института) шахтную геофизику, основной частью которой была, естественно, сейсморазведка. Мой самый первый спуск в шахту в 1977 году должен был подтвердить то, что я рассказывал студентам. Намеченный эксперимент предназначался для того, чтобы получить информацию об акустических свойствах горных пород, залегающих в кровле, именно с позиций общепринятой сейсморазведки. И разве моя вина, что обнаруженный мною эффект перечеркнул все мои на тот момент представления? Эффект, напомню, заключался в том, что породный слой проявил свойства колебательной системы. К этому моменту сейсморазведка имела уже более чем 70-летнюю историю, и потому, получив такой результат, я предположил, что действующим сейсморазведчикам он известен. Однако, попытавшись проконсультироваться у специалистов ЛГИ (на кафедре геофизики), я получил очень враждебную реакцию. Вплоть до попытки отстранить меня от чтения лекций. Я это так понял, что геофизикам этот эффект был известен, но они его держали в тайне. Тогда их, в общем, можно было бы понять. Ведь если земная толща представляет собой совокупность колебательных систем, то сама идея сейсморазведки оказывается неверна. Но, может быть, я не прав, и причина враждебности была в чем-то другом. Сейчас это уже не узнать. Но каждый раз, когда на семинарах в ЛГИ я пытался рассказать и продемонстрировать с помощью специальных установок обнаруженные мною эффекты, находились способы не позволить мне это. Главное в научной работе - это не бояться делать исследования. Практически, любое исследование, если делать его тщательно, может дать возможность обнаружить что-то, дотоле неизвестное. Но ведь здесь есть одно само собой разумеющееся условие: для этого нужно что-то уметь. Например, что-то делать руками, иметь какие-то метрологические навыки. В конце концов, знать основы методологии развития научного познания. Ну, конечно, нельзя сбрасывать со счетов элементарное везение. По своей натуре, по своей квалификации - я прежде всего слесарь. Имел когда-то высокий разряд. Для меня сделать что-то своими руками - это вид отдыха. Натура натурой, но к тому же я когда-то учился в техникуме, где получил основы всяческих рукодельных умений. К сожалению, в институте эти навыки не дают. Увы, в подавляющем большинстве случаев, в науку попадают не потому что имеют склонность к этому виду деятельности. В аспирантуру берут детей больших людей, в расчете на дальнейшую пользу от этих начальников. Зачастую, этим детям портят жизнь. Нет ничего жальче, чем защитившийся юноша, которому не интересен предмет его исследований. В своих многочисленных докладах я каждый раз использую одно и то же как бы лукавство. Я так строю свой доклад, чтобы после каждого отдельного куска своего повествования обращаться к аудиторией с такими полувопросами:
На самом деле, я знаю, что ни у кого из них нет никаких лабораторных установок, что никто из них никогда ничего не исследовал, и все они до-смерти боятся каких бы то ни было исследований и никогда не допустят, чтобы кто-то увидел их беспомощность. Все эти великие ученые - чистейшие математики, которые готовы решать любые мысленные задачи, но не готовы к встрече с реальностью. Время от времени у меня обнаруживаются ошибки. Я легко к этому отношусь и признаюсь в них в своих же статьях. Мои коллеги расстраиваются при этом, но я думаю, что, это от непонимания того, что ошибки при нормальной научной работе тоже идут на пользу. Те же бедолаги, которые украли идею или разработку, защитили липовую диссертацию и так далее, в том же духе, позволить себе ошибку не могут. У них ее просто не может быть. Не может быть ошибки у заведомо несуществующей разработки. Люди, защитившие липовую кандидатскую диссертацию и потерявшие по этой причине научную потенцию, тем не менее, при определенных условиях защитят еще и докторскую. И могут занять вполне высокую должность. Скажем, зав. кафедрой. Могут ли они допустить при этом свободное научное творчество во вверенной им области?... Следовательно, в порядке самосохранения они должны оскопить и своих подопечных, и подрастающее поколение. То есть, аспирантов и прочих соискателей. А как? Я эту процедуру назвал «повязать обманом». Я многократно наблюдал, как это делается. Очень при этом важна первая статья молодого человека. Нужно, чтобы она оказалась недоделанной (под предлогом срочности сдачи), заведомо ошибочной. Естественно, что он рассчитывает в следующей статье сделать всё как следует, но кто же ему это позволит? Кто ему позволит признаться в собственной ошибке? Я как-то начал свою статью с извинения за ошибочность своих выводов в статье предыдущей. Какой тут поднялся шум! Дескать, ученые так не поступают! Это дискредитация кафедры! В конце концов, я смог поступить по-своему только потому, что не был ни аспирантом, ни соискателем. Ошибки в таких вот научных сообществах ценятся больше, чем правильные решения, потому что это элементы внутреннего шантажа. Это то, от чего нельзя отказаться в дальнейших публикациях. Ну, а следующий шаг - это подготовка липовой диссертации. Здесь и вовсе все просто и давно наработано. Из трех лет аспирантуры только один год, по сути, отводится на собственно научную работу. За год сделать в науке что-либо совершенно невозможно. Особенно до такого уровня, чтобы получилось какое ни на есть внедрение. Получение липовых актов внедрения - это отдельная наука. А один из рецептов - расплачиваться за акт внедрения местом в аспирантуре для ребенка начальника или написанием диссертации для самого начальника. Таким образом, порочный круг замыкается. Невмешательство в другие области знания возведено в ранг этики. Если я увижу, что некто занимается, по сути, обманом, и скажу об этом вслух, то плохо скажут не о нем, а обо мне. Логика непонятная. Если я скажу, что некто залез кому-то в карман, я буду неправ? Я человек грубый, непонятливый, и вынес однажды на обсуждение на заседании кафедры студенческий конспект, из которого видно было, что некий, грубо говоря, доцент весь семестр рассказывал, как измерять температуру в горном массиве. Это было абсолютное наукообразие и абракадабра. Может быть, я неправ, и в силу своей некомпетентности просто не мог оценить ценность материала... Но этот доцент, ни слова не говоря, отказался от чтения этих лекций. Кстати, этот инцидент никак не отразился на защите его докторской и его дальнейшем профессорстве. На мой взгляд, это был прямой сигнал о том, что всякого рода фальсификации, подлоги и прочие недостойные действия в науке вполне допустимы и безопасны. О том, что в подобном состоянии находятся не только те области знания, с которыми я пересекся, но и некоторые другие, свидетельствует международная репутация Российской науки. Практически все страны Мира предпочитают иметь дело с какими угодно научными организациями, только не с российскими. Естественно, это оскорбительно для нас, но никуда не денешься, это отношение к нам вполне справедливо. Что уж говорить, если мы и сами в отношении своих специалистах говорим, что геофизик и обманщик - синонимы. О других областях знания я знаю понаслышке, а в геофизике это, увы, именно так. Статья эта вызревала много лет под воздействием той изжоги, что возникала от соприкосновения с научной повседневностью. А последним толчком послужило признание одного из высших представителей российской власти, что никакие российские разработки даже не рассматриваются. Ну, если мы сами себя так оцениваем, то зарубежным господам так относиться к нам сам Бог велел.
|
||||||