 |
 |
О нас | Услуги | Оборудование | Книги по теме | Примеры | Связь | Карта | Форум | Видео | En |
Наука в период смены парадигмыГликман А.Г.
Открытие нельзя придумать.
Так сложилось, что в науку я попал случайно. Я не поступал в аспирантуру, не писал диссертацию. Я просто с удовольствием занимался тем, что приходилось делать «по долгу службы». Может быть, потому, что то, что я делал, всегда имело элементы как бы головоломок. В самом начале своей сознательной жизни я получил образование по специальности «гидроакустика» и работал на кораблях Северного флота, занимался ремонтом и настройкой гидроакустических станций. По закону я должен был отработать там не меньше трех лет, но работа была настолько интересной, что я не заметил, как прошло 6 лет. И если бы не медицинские противопоказания для родившегося там сына, то, наверное, проработал бы там всю жизнь. Душа моя осталась там, и при встречах с коллегами по работе на Севере мы до сих пор вспоминаем и разбираем некоторые случаи из той практики. Вернувшись с Севера в Ленинград в 1968 году, я поступил на работу в ЛГИ, на кафедру радиоэлектроники, и опять попал в условия, когда каждое задание, которое я получал, было невероятно интересным. Была такая профессия - схемотехник. Вот я и занимался созданием радиосхем для решения определенных задач. От науки я был далек, а работавшие со мной научные сотрудники Горного института, кандидаты и доктора наук казались мне титанами, и вообще высшими существами, и я, разумеется, ни сном, ни духом не смел даже представить себя на их уровне. Когда я работал на кафедре радиоэлектроники, я познакомился с ребятами, которые увлекались астрологией, и даже учились у самого Глобы. Я был воспитан на советских принципах, и, разумеется, астрологию за серьезное занятие не принимал. И когда они стали мне рассказывать о своих занятиях с Глобой, я, памятуя известный принцип, что критерием истины является практика, попросил их составить на меня гороскоп на ближайший месяц, чтобы проверить эффективность этого метода. То, что они мне нагадали, поразительно и совершенно неожиданно совпало с тем, что тогда произошло, и мне пришлось признать, что правда на их стороне. Но они, кроме того, в виде как бы бонуса подарили мне очень интересную информацию. Они сообщили, что мне на роду написано всю жизнь заниматься тем, чем до меня никто не занимался. Я ретроспективно посмотрел на свою жизнь, и понял, что они и здесь правы. То, что я делал на работе, действительно никто до меня не делал. Причем это происходило как бы само собой. Я в этом совсем не был виноват. В 1973 году я завершил свое заочное образование на радиотехническом факультете высшей мореходки им. Макарова (ЛВИМУ), и в том же году произошло некоторое ЧП на кафедре радиоэлектроники. Штатного преподавателя срочно вызвали в Москву на 6-месячную переподготовку. Почему так получилось, что никто на кафедре не мог его заменить, я уже не помню, но попросили прочесть его курс меня. В общем-то, это было логично, так как это был курс шахтной геофизики. А основным и, по сути, единственным геофизическим методом в шахтах является сейсморазведка. То есть, в принципе, эта область знания, как тогда казалось, близка к гидроакустике, которой я занимался вплотную 6 лет, и считал, что сложностей здесь быть не должно... И так сложилось, что этот курс остался за мной на 20 лет. Как-то опять же само собой, по совету «старших товарищей» я стал сдавать экзамены на кандидатский минимум. Английский язык и философию. Вот с философией получилась интересная история. Мне дали тему реферата «методология развития научного познания» применительно к тематике моего лекционного материала. Я, как и все тогда, считал, что философия может быть только марксистско-ленинской, и внутренне готовился опять зубрить эту муру. Но то, во что я теперь окунулся, для меня было абсолютным открытием. Речь шла о законах жизни в науке. Так, оказалось, что основой науки является не математика (как я, да и все вокруг считали), а исключительно эксперимент. Методология научила меня, что:
Разумеется, не сразу, но под воздействием методологов, и особенно, книги Куна [1] я понял, что эти три положения должны быть постоянно действующими инструментами, если Вам выпало связать свою жизнь с наукой. В литературе по методологии всё это не навязывалось как некая догма, а рассматривалось с помощью примеров из научной практики ученых прошлого. Я узнал, что наукой нельзя заниматься в течение какого-то ограниченного времени, потому что если Вы создаете новое знание (а это и есть признак того, что Вы стали ученым), то Вы постоянно что-то не понимаете. И мысль Ваша будет непрерывно и постоянно искать выход из этого непонимания. Познание бесконечно, и если вам повезло немного раздвинуть границы известного, то Вы тем самым увеличите объем непонятного. При этом Вы обречены на одиночество, ибо тот, кто оказался первым в гонке за новыми знаниями, всегда одинок. Вас перестанут понимать коллеги, и это создаст стену между вами. Как-то так получилось, что я раньше не знал, что такое парадигма. Этот термин ввел Кун. Он (термин) является совокупностью понятий в рамках общепринятых правил, с помощью которых можно решать стоящие перед наукой проблемы. Развитие науки происходит двумя путями. Либо плавно и без потрясений, путем усовершенствования знаний в рамках устоявшейся парадигмы, либо резко, путем смены парадигмы. Научная парадигма определяет рамки «нормальной (на сегодняшний день) науки». Момент смены парадигмы связан, как правило, с открытием нового физического эффекта либо свойства. Этот «момент» длится, как правило, примерно 50 лет. Это как раз то время, в течение которого меняется поколение. Феномен открытия обычно рассматривается в контексте углубленного изучения научных основ и/или математики, и ставят его рядом с изобретением. Но на самом деле, это не так. Открытие нового эффекта в подавляющем большинстве случаев происходит случайно. Ну конечно, для этого нужно иметь некоторый уровень знаний, чтобы его распознать. Но, в отличие от изобретения, придумать его невозможно. Я когда-то увлекался литературными изысканиями, Пушкиным. И читал труды известного пушкиниста Лотмана М.Ю. Он рассматривал проблему создания новых литературных сюжетов, и заметил, что человек в принципе не может придумать что-либо принципиально, радикально новое. В лучшем случае, он может преобразовать, сделать как бы аранжировку уже существующего сюжета. И привел в пример Пушкина, у которого все его сюжеты были заимствованы из каких-то источников. Как правило, забытых. Михаил Юрьевич (Лотман) уподобил наш мозг детской игре лего. Мы можем составлять модели, изобретать, используя только уже имеющиеся элементы лего. Чем больше в период воспитания, образования ребенок будет получать информации, тем больше у него в мозгу сформируется этих простейших элементов, и тем больше он будет подготовлен для дальнейшей жизни, и к творчеству, изобретательству и т.д. Пользуясь этой моделью, можно сказать, что в новом физическом эффекте содержатся такие элементы, которых нет в нашем мозгу, и поэтому мы не можем предвидеть его обнаружение. И, стало быть, придумать. А при обнаружении нового эффекта преобладает уверенность, что этого не может быть. С самого начала чтения лекций я был приверженцем методологии, и старался читать свой курс в соответствии с ней. Основой методологии развития научного познания является опора на эксперимент, на практику. И таким образом, основой курса должны быть лабораторные работы. Идея лабораторных работ должна быть такова, чтобы студенты могли непосредственно общаться с физическими эффектами, которые лежат в основе изучаемого предмета. В частности, сейсморазведки. Но на кафедре радиоэлектроники не было ничего, чтобы поставить какую-нибудь лабораторную работу по сейсморазведке, и я пошел к заведующему кафедрой геофизики, чтобы проконсультироваться по этому поводу. И вот тогда у меня произошла очень важная история. С заведующим кафедрой геофизики Литвиненко Игорем Васильевичем я был знаком. Я до этого время от времени читал там курс геофизической аппаратуры. Это был приветливый, приятный человек. Однако он стал меня убеждать, что сейсморазведка настолько проста и все ее положения настолько очевидны, что никакие лабораторные работы просто не нужны. На мое замечание (взятое у методологов), что недоказанная экспериментально очевидность - это путь в тупик, Игорь Васильевич отреагировал очень бурно, сославшись на то, что с помощью сейсморазведки ищут нефть, и о тупике не может быть и речи. На этом я покинул кафедру геофизики, и пошел на свое рабочее место на кафедре радиоэлектроники. Чтобы дойти до моего рабочего места, понадобилось минут 10. За это время Литвиненко позвонил в ректорат, деканат и партком (!) с требованием немедленно отстранить меня от преподавания. Что же произошло? Расстались мы на дружеской ноте, и у меня точно не возникло изжоги от общения с ним. Очень было похоже на то, что он чего-то испугался. Может быть, он уже знал, то, что я узнал несколько позже, в результате постановки лабораторных работ. [2] В общем, четыре года ушло у меня на то, чтобы понять, что ни в одном ВУЗе, как у нас, так и за рубежом нет ни одной лабораторной работы по сейсморазведке, и что сейсморазведка в своей основе не имеет ни одного физического эффекта, который можно было бы подтвердить экспериментально. И главное, эта область знания не имела (и не имеет до сих пор) своего эталона. То есть, метрологически невозможно аттестовать сейсмоприемник. Иначе говоря, мы не знаем, чему, какому акустическому параметру пропорциональна ЭДС, снимаемая с сейсмоприемника. С позиции методологии это означало научную несостоятельность этой области знания. Но сказать вслух об этом было нельзя, поскольку сейсморазведка считалась самым главным геофизическим методом. В ленинградском университете была кафедра сейсморазведки. В Новосибирском академгородке был институт геофизики Сибирского Отделения АН РФ, который на 90 с лишним процентов был отдан сейсморазведке... Я понял, что читать студентам мне нечего, и решил отказаться от этого курса. Кроме того, тогда ко мне начала стекаться информация о том, что сейсморазведка является методом несамостоятельным. Так, для ее применения необходимо сначала сделать бурение, и без паспорта скважины ни один сейсморазведчик в Мире не станет осуществлять сейсмоизмерения. В дальнейшем я узнал, что как раз тогда, когда я общался с зав. кафедрой геофизики, он попал в очень неудобную ситуацию. Дело в том, что не один только я интересовался истинным положением дел в сейсморазведке. И под давлением иностранных ученых возник международный проект под названием «Кольская сверхглубокая». Согласно этому проекту сейсморазведка должна была пройти проверку на истинное положение дел. Следовало выбрать на Земле малоизвестный участок и пробурить там как можно более глубокую скважину. Но перед бурением следовало произвести сейсмоизмерения в этом регионе, а результат их спрятать в сейф с тем, чтобы после завершения бурения сравнить сейсморазрез с разрезом геологическим, полученным с помощью бурения. Участок для проведения исследований был выбран на Кольском полуострове, а сейсморазведку поручили сделать геофизикам ЛГИ. Руководил геофизической частью этого проекта зав. кафедрой геофизики Литвиненко И.В. На кафедре геофизики была создана лаборатория Балтийского щита, где были собраны опытные ученые сейсморазведчики, которые должны были обрабатывать результаты сейсмоизмерений в проекте «Кольская сверхглубокая». Пробурить удалось примерно 13км, после чего трос лопнул. При первой совместной обработке сейсморазреза и геологического разреза оказалось, что между ними нет вообще ничего общего. То есть, совпадение между ними было с точностью до наоборот. Но при более детальном сравнении оказалось, что до глубины 300м совпадение этих двух разрезов было абсолютным, до малейших подробностей. А при еще более детальном сравнении выяснилось, что сейсморазведка осуществлялась, когда буровой инструмент уже прошел 300м. Было отчетливо видно, что сейсморазрез был «подтянут» к разрезу геологическому. Было понятно, что при обработке результатов сейсмоизмерений была «заимствована» геологическая информация. Кто именно осуществил это заимствование, никого не интересовало. Главное, что это было сделано или Игорем Васильевичем, или по его указанию. В общем, было понятно, что сейсморазведка не является методом, с помощью которого можно получать информацию. Но высоким международным собранием было принято решение эту информацию засекретить. От кого? От спонсоров. Правда - хорошо, но выгодная для многочисленных карманов сейсморазведка лучше. А тут, как назло, подвернулся я со своими просьбами о помощи... Так что Игорю Васильевичу можно было только посочувствовать. В 1977 году кафедру радиоэлектроники расформировали, и меня перевели на Горный факультет, на кафедру разработки пластовых месторождений (РПМ). Это в основном угольные шахты. Практически сразу мне было поручено создать аппаратуру для разработки метода прогнозирования внезапного обрушения пород кровли горных выработок в угольных шахтах. Обрушение пород кровли дает наибольшее количество травматизма шахтеров, и во всем Мире все существующие научные коллективы, работающие в области горного дела, постоянно заняты поисками такого метода. Причем совершенно безуспешно. С позиций существовавших тогда представлений, вероятность обрушения пород должна быть тем выше, чем больше трещиноватость пород кровли, и чем меньше мощность (толщина) непосредственной кровли1. Но эти представления оказались чисто умозрительные, поскольку экспериментальной проверки их не было. Вот первоначально и было принято решение создать аппаратуру для этой проверки. Что касается аппаратурного определения мощности пород кровли, то об этом даже мыслей никаких не было. А с трещиноватостью было попроще, как мне тогда казалось. Решить этот вопрос я рассчитывал, определяя затухание поля упругих колебаний, проходящего по непосредственной кровле. Правда, было непонятно, какая должна быть при этом частота зондирующего поля упругих колебаний. Я попытался найти рекомендации в литературе, посвященной проблемам изучения поля упругих колебаний. Но в литературе я ничего не нашел. Тогда было принято решение выполнить измерения в два этапа. На первом этапе определять затухание поля упругих колебаний на различных частотах, излучая зондирующий сигнал с помощью звукового генератора электрических колебаний (в шахтном исполнении), и выбрать оптимальную частоту. А затем осуществить измерения затухания на этой частоте. Но, как потом оказалось, второго этапа не понадобилось. На практике это выглядело следующим образом. Весь частотный спектр звукового генератора (от 20Гц до 20кГц) был разбит на 20 частотных интервалов, и затухание определялось 20 раз, на каждой из выделенных частот. Предполагалось, что затухание поля упругих колебаний будет увеличиваться с увеличением частоты. Ведь об увеличении затухания звука в горных породах с частотой говорится во всей существующей литературе. Как в научной, так и в учебной. Именно на этом основании верхний предел частоты для усилителей сейсмостанций - 1кГц. Однако в результате выполненных измерений, получилась частотная (спектральная) зависимость, геометрически подобная изображенной на рис.1.
Здесь I - величина амплитуды сигнала в точках измерения; Imax - максимальная величина амплитуды сигнала. Таким образом, получилась прекрасная иллюстрация к тому, о чем говорит методология. Сколько умных слов, сколько математически выверенных утверждений существует, чтобы обосновать увеличение затухания звука в горных породах с частотой! Ну и где это уменьшение амплитуды сигнала, обусловленное увеличением затухания? И что это за зависимость такая получилась? Почему возник такой экстремум на частоте f0? Вот тут мне понадобилось мое радиотехническое образование. Дело в том, что согласно разделу математики, называемому спектрально-временными преобразованиями, который мы изучали на радиофакультете, подобный график является спектральным изображением затухающего гармонического (синусоидального) сигнала. Такой спектр сигнала мы получали при исследовании колебательного L-C контура, который является электрической колебательной системой. Так что же, получается, что породный слой по акустическим свойствам является колебательной системой с собственной частотой, равной f0?! Да, упругой колебательной системой (УКС). При поступлении на такую колебательную систему короткого импульса он превратится в затухающий гармонический сигнал с частотой f0, который будет проходить вдоль данного слоя-резонатора с минимальным затуханием. На рис.2 приведено изображение этого сигнала во временном аспекте.
Вот это да! В конце ХХ века обнаружить неизвестную колебательную систему - это было очень неожиданно! Но если это действительно так, и породный слой оказался слоем-резонатором, то тогда по собственной его частоте f0 можно определять мощность этого породного слоя h, и мы довольно быстро нашли эту зависимость от собственной частоты породного слоя: h = 2500 / f0 (1) При первом спуске в шахту частота f0 была примерно равна 1кГЦ, а мощность породного слоя - примерно 2,5м. Это было известно из геологического разреза, полученного при бурении во время проектирования шахты. Так получилось совершенно случайно, и когда мы делали свои измерения, мы не знали, что работаем вблизи со скважиной. Выражение (1) мы считали чисто эмпирическим, а 2500 приняли за коэффициент, и очень опасались, что при другой геологии этот коэффициент будет иметь другое значение. Но сейчас, после того, как мы работали по этой схеме в условиях всех известных горных пород, можно сказать с уверенностью, что 2500м/с - это половина скорости распространения поля упругих колебаний во всех горных породах с погрешностью, не превышающей 10%. Ну конечно, это не совсем настоящее открытие. Я ведь его сделал не самостоятельно, а с подачи лорда Кельвина, который, увидев, что при разряде конденсатора через катушку индуктивности возник гармонический затухающий сигнал, изрек вечную истину: «Если в результате ударного воздействия возник гармонический сигнал, значит, удар пришелся на колебательную систему». Эта находка имеет множество следствий. Некоторые из них перечислены в работе [3]. Но главное следствие - это то, что с обнаружением этой колебательной системы началась смена парадигмы в области акустики. Методологи знают из истории науки, что сразу после обнаружения нового физического эффекта, который является спусковым механизмом, запускающим процесс смены парадигмы, виновник этого будет подвержен таким испытаниям, которые мало кому удается выдержать. Несмотря на то, что я всё это тогда уже знал, я не мог себе представить, что я окажусь этим виновником. Буквально сразу, как и предупреждали методологи, возникла такая непонятка, которая портила мне кровь лет 5. И ведь действительно, для того, чтобы в результате ударного (широкополосного) воздействия возник гармонический сигнал, нужно, чтобы существовал механизм преобразования удара в синусоиду. Все известные колебательные системы имеют такой механизм, и он известен, а вот у УКС я не мог найти его лет 5. Собственно, даже не сам механизм, а условие наличия такого механизма. Это описано в других моих работах, размещенных на моем сайте. Этот физический эффект мне особенно дорог, потому что в отличие от всех остальных эффектов, обнаруженных мной, он возник не в результате эксперимента, а в моей голове. Дело в том, что объект не из всех материалов может оказаться резонатором. Самым метрологически корректным является исследование колебательных свойств стекла. Стеклянная пластина, сделанная оптиками, является идеально однородным объектом. В своих длительных мучительных исканиях я пришел к выводу, что для того, чтобы быть резонатором, объект должен иметь какую-то неоднородность. Вот пластина из оргстекла тоже однородная, но при этом резонатором не является. Она ведет себя в акустическом поле в полном соответствии с учебниками по акустике. То есть не имеет механизма преобразование удара в синусоиду. А почему же стеклянная пластина является резонатором?! Значит, эта неоднородность в стеклянной пластине чисто акустическая. Но единственно, что мы можем померить из акустических параметров - это скорость распространения поля упругих колебаний. Строго говоря, не померить, а определить. Зная, скажем, толщину пластины h, мы прозвучиваем ее коротким акустическим импульсом и измеряем время t, необходимое для того, чтобы звуковой луч преодолел в стекле расстояние h. Вот отношение h к t и даст нам значение скорости V, усредненной по толщине h. Вот у меня и возникла гипотеза, что скорость в пластине-резонаторе должна быть неодинаковой по длине акустического луча, равного h. Как неодинаковой? Ну, скорее всего, за счет уменьшения ее в приповерхностных слоях. Тут, правда, был один фактор, который и привел меня к этой мысли. Этот фактор был стрессом, в котором я находился. Я где-то уже писал об этом. Но лучше я еще раз расскажу, чем отсылать Вас к другой статье. Мы, то есть вся лаборатория, которая занималась этой проблемой, во главе с начальником, находилась тогда в гостинице города Междуреченска Кемеровской области. Мы приехали сюда на шахту Распадскую к шахтным геологам для того, чтобы отдать им сделанную нами аппаратуру «Резонанс», с помощью которой мы осуществляли измерения в шахте для прогнозирования обрушения пород кровли. До этого мы примерно год работали на этой шахте с нашей аппаратурой, и однажды дали прогноз, позволивший сохранить жизни 60 шахтерам. Об этом я тоже уже писал [4]. Руководство шахты приняло решение попросить нас передать им экземпляр аппаратуры «Резонанс» и обучить шахтных геологов методике измерений с ее помощью. На самом деле, это было очень необычным делом. До этого никакая шахта никогда не обращалась к институтам с какой-либо просьбой. Обычно институты обращаются с просьбами к шахтам. Ну, там, о каких-нибудь документах, связанных с защитами диссертаций или об отзывах на какие-нибудь исследования. Вот эта необычность цели нашего визита привела к возникновению у нас как бы приподнятого настроения. И вот, непосредственно перед тем, как идти на шахту для выполнения их просьбы, я вдруг сообразил, что мы не имеем права передавать им эту аппаратуру. Ведь поскольку механизм преобразования удара в синусоиду не найден, то и колебательные свойства породных слоев не доказаны, и если этот эффект возникает, допустим, не всегда, то может оказаться, что в какой-то момент аппаратура не сработает, и мы дадим неправильный прогноз. К чему это может привести - понятно. И вот когда народ в предвкушении праздничного мероприятия уже собрался идти на шахту, я им это всё и изложил... Я не могу описать реакцию на это моих коллег. Хорошо, хоть обошлось без рукоприкладства. Я отказался идти с ними на шахту, и они ушли без меня. Я был в весьма стрессовом состоянии. А когда я оказываюсь в таком состоянии, я обычно куда-нибудь ухожу, и прохожу при этом в порядке психотерапии многие километры. Город Междуреченск лежит между двух рек - между Томью и Усой. В начале 60-х годов, весной, во время таяния льда на этих реках Междуреченск был затоплен. Погибли люди, и всё было ужасно. И тогда вокруг города сделали дамбу. Ее заасфальтировали, и это стало такой городской достопримечательностью. Вот я и пошел по дамбе. Я был точно не в себе. Какие построения были у меня в мозгу, я не помню, но когда я вернулся в гостиницу (пройдя километров 10), я был уверен, что такая вот скоростная неоднородность, когда акустический поток замедляется около границ в объектах-резонаторах, должна существовать. Когда мои коллеги вернулись в гостиницу, я рассказал им о том, что со мной приключилось. Они жутко за меня, за мою психику перепугались. Мою идею они обсуждать отказались. Им было понятно, что это бред сумасшедшего. Ну, что же делать, ведь когда я им рассказывал о колебательных свойствах породных слоев, у них реакция была такая же. Это как раз нормально, новый, ранее неизвестный физический эффект может воспринимать только тот, кто его обнаружил. Но бывает, что и он не может это принять, и тогда информация об этом эффекте будет ликвидирована. Я такие случаи тоже знаю. А в связи с историей, происшедшей в гостинице Междуреченска, был обнаружен еще один эффект. Он заключается в том, что для того, чтобы в голове возникла приличная мысль, нужно, чтобы кто-то сильно дал по ней. Но теперь было необходимо сообразить, как это (неодинаковость скорости в пределах образца) проверить. Впрочем, это оказалось довольно просто. [5] С тех пор, как был обнаружен первый физический эффект (это было в 1977 году) прошло уже 43 года, и все эти годы у меня спокойного состояния не было. Я непрерывно нахожу ошибки и нелогичности в очередном физическом эффекте, и в поисках решения обнаруживаю следующий эффект. Я уже не стараюсь кому-нибудь рассказывать обо всех этих делах, а только описываю их в статьях и книгах, и вешаю это всё на сайт. [6] Обсуждать мне мои результаты было не с кем, а это, как оказалось, было мне необходимо, чтобы видеть свои ошибки. У меня появился страх, что если я умру, то всё, что я сделал, уйдет со мной. Поэтому я старался всё новьё публиковать. Но в научных журналах это было практически невозможно, потому что, чтобы статью взяли в печать, на нее нужно получить два положительных отклика. А кто же мне их даст... Интернета еще не было, и я публиковался в институтских журналах, но чаще депонировал. Но это отдельная детективная история. Приходилось общаться с цензурой, а это истории не для слабонервных. Я даже не мог защитить диссертацию, потому что главным требованием к диссертации в России является отсутствие в ней чего-либо нового. Присоединяясь к Куну, я могу сказать так: «Если вас посетит приличная мысль, то ее примут, но лет через 50, после смены поколения», а то, что будет с вами происходить в течение этих 50 лет, в общих чертах написано в этой статье. Когда мне говорят, что я завершил развитие спектральной сейсморазведки, я категорически возражаю. Во-первых, познание бесконечно, и завершить ничего нельзя. И потом, о каком завершении может идти речь, если сейсморазведка, акустика твердых сред до сих пор не имеет даже своего эталона, то есть не входит в компетенцию метрологов. Главное же заключается в том, что после такого количества публикаций по этой тематике пусть кто-нибудь попробует сказать, что методики прогноза аварий в шахтах не существует. В общем-то, действительно, я пишу в своих статьях примерно одно и то же, но не совсем. Время от времени мне кажется, что я написал статью не совсем понятно, и тогда я ее переписываю так, чтобы ее поняли. Ну, и потом, я же всё начал с нуля, и постигая эту тематику, постепенно подправлял свои представления, которые у меня были сначала. Ну, например, я долго был в плену идей Пуассона, и считал, что различные типы упругих колебаний действительно существуют. И сравнительно недавно преодолел это заблуждение, сообразив, что поскольку экспериментально ни один тип волн выделить нельзя, стало быть, и упоминать их не следует. Поэтому было бы правильно читать мои статьи на сайте не с начала их написания до сегодняшнего дня, а задом наперед, и тогда вы сами увидите все мои заблуждения, которые я потихоньку изживал. Это же касается и моих книг, которые висят на сайте. Если вы захотите их все просмотреть, то начинайте с последней.
1 Непосредственная кровля - это первый слой горных пород от угольного пласта. Тот, что залегает непосредственно над головами шахтеров.
|
||||||
