Кажется, я начинаю понимать

Гликман А.Г.
НТФ "ГЕОФИЗПРОГНОЗ"
20 сентября 2021, Санкт-Петербург

В своих мыслях и, естественно, статьях я часто обращаюсь в то время, когда я начинал свою жизнь в науке. Я тогда получал наибольшее количество вопросов от той науки, которая на меня свалилась. На некоторые я отвечал, а некоторые живут со мной до сих пор, не отпуская меня от себя.

В начале 80-х я впервые (в Мире) спрогнозировал обрушение пород кровли в штреке. Это было на шахте Распадская. Я еще очень мало понимал о процессах, обуславливающих обрушение пород кровли, но сам момент обрушения я тогда как-то угадал, и 60 жизней шахтеров были спасены.

Меня тогда, после этого события послали на конференцию, посвященную проблемам, возникающим при добыче угля. После моего доклада о принципах прогнозирования обрушения кровли ко мне подошел человек, который представился как зам. директора ИПКОНа (института проблем комплексного освоения недр).

Это проблемы, возникающие при строительстве и эксплуатации различных подземных объектов. Подземные заводы и прочие объекты, которым целесообразно находиться в подземном пространстве. Он попросил меня написать статью о принципах прогнозировании обрушения пород кровли и привезти ее к нему на работу, в Москву.

Когда я выполнил его просьбу, он сказал, что общаться со мной они не смогут, поскольку я даже не КТН. Но он пошлет мою статью человеку, который поможет мне защитить её как диссертацию. Недели через две этот человек позвонил мне и, оценив мою статью очень высоко, сказал, что защитить ее невозможно. Причина этого заключается в том, что главным требованием к диссертации является отсутствие в ней чего-либо нового.

Я решил, что кто-то из нас болен, так как такого условия для диссертации быть не может.

Наконец, мне позвонил сам мой заказчик, и стал отчитывать меня за то, что я ничего не делаю для скорейшей защиты. Я пожаловался ему на возникшие обстоятельства. С этими обстоятельствами никто ничего сделать не мог, и от меня отстали.

Но я с тех пор непрерывно думаю, как такое могло случиться, что главным требованием к диссертации является отсутствие в ней чего-либо нового. Спрашивал у других ученых. Но никто не мог ничего объяснить.

Запретить развитие познания - это всё равно, что запретить мышление.

Единственный механизм такого запрета ассоциируется с хорошо известным всем россиянам понятием вредительства.

Я выступал с этими мыслями на различных семинарах. Народ отмалчивался, а мое участие в семинарах запрещалось.

Да, у меня количество обнаруженных физических эффектов больше, чем у кого-либо. [1] Но у меня нет чувства превосходства по этому поводу или какой бы то ни было гордости. Как можно гордиться тем, что я проходил в курсе теоретических основ радиотехники спектрально-временные преобразования, а другие мои сотрудники - нет? Но меня поражает уровень ненависти, возникающей в аудитории, когда я пытаюсь упомянуть о каком-либо из новых физических эффектов.

Люди - странные существа. Я предлагаю демонстрацию всех обнаруженных мною эффектов, а они от этого отказываются, но пытаются их украсть. Физический эффект не может являться чьей-либо собственностью. Физический эффект существует независимо от нашей квалификации и других качеств. Вопрос только в том, заметили мы его или нет. Но важно не только заметить, но и понять.

Где-то в начале 80-х годов я написал статью, в которой допустил ошибку. Это была просто описка. Когда я это обнаружил, я скорее написал следующую статью, в которой просил прощение за эту описку. Боже мой, что тут началось! Я, оказывается, не имею на это права. Как это я не имею право внести корректировку в собственную статью!? На меня навалились все многочисленные проверяющие, меня таскали к ректору... Дескать, какой же я ученый, если позволяю себе отказываться от своих слов!... Ну, я нашел выход, сказав, что я не считаю себя ученым, поскольку являюсь всего лишь младшим научным сотрудником. Подействовало. Отстали.

Но ведь научные результаты не могут быть неприкосновенными и неизменяющимися если они не закостенели. А закостеневшая наука - это не наука...

Но всё-таки, как же быть-понимать, что развитие науки является нежелательным для нашей власти, для нашего государства?

Его Величество Случай предоставил мне случай познакомиться с семьей, предки которой, начиная с XIX века были учеными. Когда я завел разговор о невозможности развития познания в нашей стране, то сразу понял, что задел больную для них тему. Как оказалось, предки этой семьи происходили из больших ученых. Крупнейших из них после революции расстреляли или выслали из страны, а остальные мимикрировали и стали теми, кого называли красными директорами. Вот тогда и возникла ненависть к «ненужным» знаниям. Главным для красных директоров была лояльность к власти, а источником знания стали агенты ГПУ, которых засылали в западные страны для того, чтобы они похищали информацию обо всём новом.

Знания, полученные в результате работы в России, считались ненадежными и нежелательными. Яркими представителями таких вот красных директоров были два последних ректора ЛГИ. Оба они окончили ЛГИ, но в бытность свою студентами были освобожденными от посещения лекций. Ректор Проскуряков, почивший в 1994-м году, был освобожденным секретарем сначала комсомольской, а потом партийной организации ЛГИ, а нынешний, Литвиненко, который занял его место сразу после его смерти, был освобожденным комендантом общежития, а потом завхозом ЛГИ. Впрочем, сам он считает, что был он проректором ЛГИ по коммерческой части. Ну, в последнем-то он может быть и прав, потому что за время своего ректорства он занял одно из лидирующих мест в российском списке Форбса.

А отношение свое к отечественным разработкам сегодняшние красные директора сохранили до сих пор. Так, Евгений Максимович Примаков незадолго до своей кончины был информирован своим референтом, геологом по образованию, о наших работах по прогнозированию обрушения пород в шахтах. И, не дав ему досказать, Примаков сказал, как отрубил: «отечественные разработки даже не рассматриваются»...

Красным директорам были нужны свои, красные академики. И вот это звание нужные режиму люди получали за лояльность. За несколько месяцев до ухода в Мир иной Проскуряков получил член-корра по представлению первого секретаря ленинградского обкома партии Юрия Филипповича Соловьева. Вот и все его заслуги перед наукой.

Кроме своего ректорства, Проскуряков был еще и заведующим кафедрой РПМ (где я тоже имел честь работать). Получив свое младшее академическое звание, он пришел на свою (нашу) кафедру получать от нас поздравления. И при этом он сказал, что когда станет академиком, займется наукой. Видимо, звук, который из меня выскочил, люди услышали, потому что потом ко мне подошел ректорский смотрящий и грозно спросил у меня, что это я хрюкнул. На это я сказал, что наукой занимаются не тогда, когда хотят, а когда не могут не заниматься. И что очень жаль, что ректор этого не понимает.

И еще несколько слов по теме.

Итак, соискатели на кандидатскую степень не имеют права заявить что-либо новое. Так что о научной ценности кандидатской диссертации говорить просто неприлично. Но плох тот кандидат, который не мечтает стать доктором. Но и в докторской диссертации соискатель тоже не имеет права сказать ничего нового. Претендент на докторство может только увеличить объем математического текста в его кандидатской диссертации, для чего в институте специально для этого существует кафедра прикладной математики.

Но так же плох тот доктор, который не хочет стать академиком. А здесь вообще ничего делать не нужно. Нужны просто связи с Большими людьми. И почему мы к академикам относимся с бóльшим пиететом, чем, скажем, к докторам и кандидатам - я не знаю. Ведь они различаются только тем, кто именно за них замолвил словечко, чтобы они стали академиками.

Я делал доклады перед четырьмя академиками, и могу сказать ответственно, что орали они на меня совершенно одинаково при упоминании мною какого-нибудь нового и неизвестного им физического эффекта. Я предложил академику Гольдину Сергею Васильевичу, директору Новосибирского Геофизического института продемонстрировать в своем докладе эффект Акустического Резонансного Поглощения с помощью аппаратуры, находящейся в его собственной ультразвуковой лаборатории. Боже, как они с заведующим этой лаборатории Гиком кричали тонкими голосами «НЕЕЕТ!»

Несчастная российская наука...

Но всё это неважно. Важно, чтобы не переводились люди, для которых научная деятельность важнее, чем отношение к ней со стороны наших функционеров. Ну, а время расставит всё по своим местам.

Мне странно, почему наши функционеры не понимают элементарных вещей.

Вот, смотрите, какое жалкое зрелище представляли китайцы, когда они жили воровством разработок в США. И что они сейчас!

А ведь и с Японией после войны было то же самое. Про то, что сейчас там происходит, говорить не следует. Оно всё само за себя говорит.

Я совсем не моралист, но посмотрите сами, много ли счастья доставляет нашим начальникам то, что они наворовали...

Литература

Гликман А.Г. Физические эффекты, свойства и закономерности в акустике